Светлана Ширанкова - Танцы на кончике иглы[сборник стихов]
Весенний призыв
Поезда, поезда — от весны, через март напрямик,
От мимозных прыщей и убитых тюльпаньих бутонов.
Мне прислали повестку, что нынче и я призывник
В бесконечных рядах безответно и глупо влюбленных.
Я давлюсь забродившим коктейлем из прелых ветров.
Наркотический бред, аневризма любовной аорты
Выгоняет на крышу меня и бродячих котов —
Закипевшую лунную смесь разливать по ретортам.
На любовь — не сезон, на любовь — пара строчек и март
В ноздреватых перинах вчерашнего рыхлого снега.
Ты так искренне веришь, что каждый весною крылат,
И взлетаешь с асфальта легко и почти без разбега.
Ну а мне, как всегда — тротуар в перекошенный рот,
Отражение в треснувшей луже смеется беспечно.
Я письмо напишу, но оно до тебя не дойдет —
Адресат переехал. Должно быть, в ближайший скворечник.
О мечтах и ангелах
Господь творит ангелов из мечтаний человеческих.
Кто учил мечтать тебя, скажи?
Кто колол иллюзии под кожу?
Твой хранитель клеит витражи
Из журнальных глянцевых обложек.
Ангел, непроспавшийся и злой,
Вытирает лоб ладонью влажной.
Вкривь и вкось прозекторской иглой
Сшиты крылья бабочек бумажных.
Взгляд стеклянный, поролон внутри —
Чучело мечты по трафарету.
Ангел твой в формате mp3
Слушает эдемские сонеты.
Неживой уродливый голем —
Голос из прекрасного далека.
По звонку стандарта GSM —
Ангела с вещами в офис бога,
Где господь, задумчив и небрит,
На твою мечту налепит перьев
И еще кому-то сотворит
Ангела с дырою в подреберье.
Чет и нечет
Брось монетку — чет и нечет,
Вечер падает на плечи,
Город трубами калечит
Чуть живые феврали.
Несгораемые свечи,
Неразменные рубли.
Было… что с тобою было?
Что — забыто, что — остыло,
Вполнакала диск унылый
Греет неба простыню.
Гастарбайтеры-Ахиллы
Рушат Трою на корню.
Чет и нечет, черт и нечерт,
Алгоритм до боли вечен,
Осциллографом прочерчен
По судьбе сердечный ритм.
Жив — убит, здоров — увечен,
Невменяем — нелюбим.
Ты один — хоть чет, хоть нечет.
Выбор: чай или покрепче,
А внутри надежда шепчет,
Обещает крылья дать.
Выпей водки — будет легче
Эту стерву убивать.
Чет и нечет, нож и пуля,
Сорок в марте, снег в июле,
Вероятностная буря,
Прогностическая блажь.
Молча, спину не сутуля,
На шестнадцатый этаж.
Крылья — антураж…
Отрицание отрицания
Воробьями зачирикал февраль,
На окне весну почувствовал кот.
Если глаз не открывать — это рай,
А откроешь — сразу зрение врет.
Будто пролито на скатерть "Бордо",
Сигарета мокнет в луже вина,
Будто с вешалки исчезло пальто,
И зубная щетка в ванной — одна.
Будто вдребезги разбит телефон,
Будто губы от усмешки болят…
Если глаз не открывать — это сон,
А откроешь — без сомнения, ад.
Это трусость? Ну и пусть, все равно.
Лучше так — на ощупь, веря в свой бред.
В дверь звонят… уже, похоже, давно.
Да, иду, вот только — выключу свет.
Резь в глазницах — боже, как горячо,
Словно кто-то в них плеснул кислоты.
А под пальцами — чужое плечо,
Если глаз не открывать — это ты.
упражнение на заданную тему в порядке тихого бреда
Хочется тишины.
До судорог в желудке,
до зубовного скрежета.
Господи, где же ты
берешь воск для затычек —
подскажи адрес лавочки?
В голове гудят тысячи голосов,
сообщая новости,
которые мне до лампочки,
иглами морских ежей колются
бытовые вопросы —
суп, котлеты,
наличие хлеба и молока.
Насосом
сердце гонит словесную жижу по венам.
Я сдохну от кислородного голодания —
замечания
по телефону о погоде
и качестве выполненной работы.
К радио-мать-их-частотам
подключаюсь напрямую —
кажется, кто-то впаял мне
антенну
в височную долю мозга.
Резонирую в указанной плоскости
чьей-то системы координат —
коробки с незаданной осностью.
Просто
тишина —
это
такая религия
рожденного ползать…
Боже, храни карнавал!
Венеция. Холодно. Боже, храни карнавал!
Февраль зазывалой на ярмарке маски развесил.
Веселье оплачено — смейтесь! Но город мне тесен,
Он ждал не меня — и зимы он, похоже, не ждал.
Я пью его воду — в ней грязная пена толпы,
Объедками брошенных мыслей забиты каналы.
Вдыхаю зависшую в воздухе взвесь карнавала
И роли немого статиста прошу у судьбы.
Глотатели шпаг и факиры сродни голубям,
Им площадь Сан Марко — тарелка для манны небесной,
Пажи у подола своей престарелой невесты
Добавят на щеки румяна и блестки к теням.
С открытым лицом, неприличен, у всех на виду,
От горя взахлеб хохочу на перилах Риальто,
Хромым акробатом душа крутит фляги и сальто…
Я жду не тебя. А себя и подавно не жду.
Тридцать
— Ну что, подруга, тридцать? Вот те раз,
Как незаметно время пролетело!
А я смеюсь, подкрашивая глаз,
И в джинсы упаковываю тело.
— Ты стала старше, может быть, мудрей,
Раздвинула пошире горизонты…
Я улыбаюсь, стоя у дверей,
И в сумочку запихиваю зонтик.
— Ты слышала про кризис тридцати?
Не верь ты в этот бред, побойся бога!
А мне смешно по улице идти
И громко петь романсы по дороге.
— Позволь поздравить, пожелать любви,
За твой успех поднимем мы стаканы…
А доченьке в апреле будет три,
И муж, похоже, любит, как ни странно.
И я скажу, когда придет черед
Произносить приветственные тосты:
— Да к черту тридцать! Слушайте, народ,
Вот стукнет сто — вы приходите в гости!
Банальное
Грохот железной дороги, ведущей отсюда и вниз.
Так попадают в рай — тебе ли об этом не знать…
Зачем же вместо перрона шагаешь на старый карниз?
Ты утром выбросил крылья, вконец разучившись летать.
Который год — тридцать три, но нет своего креста
(Не то, чтобы ты хотел — просто так повелось).
Видать, твой Иуда пьян, грудная клетка пуста,
И даже пуля в висок упорно летит насквозь.
В улитку свернулись дни, кусая себя за хвост.
Неужто опять зима? Она же была вчера.
…А ты себя хоронить идешь на старый погост,
Почти наплевав на боль в районе седьмого ребра.
Сказки утреннего города
В портовой таверне
В этом порту мне привычно не верят в кредит.
Бармен, двойную текилу, лимоны и соль!
Осень. Штормит. Затяжные, как войны, дожди
Краску смывают с бортов постаревшей "Ассоль".
Бармен, постой, я пока уходить не хочу,
Выпей со мной, если лень говорить — помолчи.
Пусто сегодня — ни шлюх, ни матросов-пьянчуг,
Сыро, темно, даже память текилой горчит.
Я ведь любил ее, только сказать не умел:
Мялся при встрече, таращился как идиот.
Ей же какой-то провидец однажды напел,
Будто бы счастье под парусом алым придет.
Дни и часы ожиданья слагались в года,
В кровь проникало шипение злых голосов.
А у меня на еду не хватало тогда —
Что говорить про парадный комплект парусов.
Так и расстались — пошел каботажем в Лахор,
После носило по свету… да ладно, не суть.
С ней? Не встречались, но слышал, что ждет до сих пор.
Может, дождется… Пусть ей повезет хоть чуть-чуть.
Сказка о звездах и перекрестках